Чёрствая, верная прежде капризам и стонам,
Неоскудимо-обильно моими слезами,
Потом (и кровью!) пролитая,
Вся иссочившись желанием томным,
Жадно мне кисти сегодня согласна лизать –
Чувств неизбывных палитра!
Чьими руками так чутко и тонко подобран
Жизнь моя – холст,
Тщательно кем отгрунтован?
...Шероховат, но по-доброму,
С виду невзрачен и прост,
Впитывать краски готов он.
Денно и нощно кладу я – один за другим –
Множество разных мазков, – каждый не лишний.
Смысл их предельно понятен:
Конусы, ромбы, квадраты, цилиндры, круги,
Лианы причудливых линий,
Кляксы бесформенных пятен.
Толпы зевак-знатоков недоумённо и громко ругают за это:
– Аляповато. – Безвкусица… – Хаос!
– Краски пошлы и грубы.
– Нет и намёка сюжета.
Горько шутя, я в ответ (про себя) усмехаюсь:
«Видимо, нет и Судьбы…».
А может, они поддразнивают меня,
Разноголосым, многоликим паяцем,
Брюзжанием оплёвывая беременные замыслом года?
…Жаль, суждено до кончины бесславной бояться,
Что не настанет счастливого дня,
Когда…
Неразличимый среди красок несметных,
Крошечный, цепляясь за кисти куцый хвостик, –
Сорвётся – и полотно вдруг засветится изнутри! –
Трепетный мой, мой заветный, почти незаметный,
Но необходимый, как воздух,
Последний штрих.
|
