Тусклый свет ночных фонарей отражался в лужах на асфальте. Острые ветки деревьев напоминали иглы, которые я видел в старинных врачебных кабинетах. В углах таких мест по своему обыкновеннию всегда была плесень, а доктором был очень тучный и неимоверно чопорный мужчина с очками наперевес. В моих руках тлела ещё живая спичка. Жизнь уходила из неё тихо и быстро. Будто ничего не происходит. Будто так и должно быть, что кто-то в одночасье, без весомой причины умирает. "Умирает" меня как-то странно покоробило это слово. Страшное, сильное, ужасающие воображение любого человека. Спичка догорела. Обожгла мои белые пальцы и комната погрузилась во тьму. Новых спичек у меня при себе не было. Только эта, одна единственная, яркая и живая спичка. Которую я "убил". Мне стало в тоже мгновение мерзко от своего поведения.
Я тяжело вздохнул. Изо рта у меня хлынул тут же кашель. Неприятный, при котором как правило сводит живот и содрогается все тело. Лихорадит меня уже всю прошлую неделю. Сосед по комнате, позабыл я уже давно его имя, начал жаловаться на мой ужасный кашель.
- Не провериться бы тебе сходить к врачу?- говорил мне он на утро после холодной ночи.
Сосед мой был человеком престранным, взглядов недалёких, при этом человеком грамотным и учёным (по крайней мере, коим он себя преподносил и нам всем очень охотно в это верилось). Усы у него были предлинные, монокль всегда до блеска начищен, при себе всегда он держал русско-французский словарь и всегда носил перчатки, снимая только изредка, перед обедом, потому что до жути боялся грязи. По его словам боялся он больше всего, что подхатит нечесть от какой-то серебряной посудины и пиши пропало, проваляется с тем же кашлем, что я.
Я встал с деревянного стула. Мне всегда он казался по особенному маленьким. Меньше чем у моего соседа, меньше чем у Виталия Прокофьевича из соседней. Такой маленький деревянный стульчик. Мой стульчик. Сплошь покрытый моими собственными мыслями, которые вырезал я на нем когда мне было особенно одиноко.
Я вышел в коридор. В коридоре как обычно тишина. Громкая такая, тестная. Лампа только жужжит. Мерзко жужжит. Я быстрым шагом направился к лестнице. Совершил побег от навязчивой лампы.
На первом этаже светло. На первом этаже, как в лесу. Длинные, продолговатые ножки растений спускались со стен, золотые ручки от дверей сияли в свете настольных ламп. Пол весь в клетку. В глазах рябит. Черно белые квадраты бегали в глазах. Я взял кофий, сел за круглый стол. Понял, наконец, что вспомнил имя своего соседа! Увидел я, что присела ко мне бабушка. Бабушка Нюра. Тут о ней слухи ходили только хорошие, что любит она вязать, что в квартире её на Невском живёт у неё три кошки (хотя, у меня в голове все таки кошки уже давно умерли, но это кому какая версия "Легенд о Бабе Нюре" вам больше нравится).
Николай Николаевич - так звали моего соседа.
