Гораздо проще — с точки зрения логики вообще не проблема — представить две части Вселенной, скажем, две галактики, где время течёт в противоположных направлениях… Разумные существа в каждой галактике будут считать своё время движущимся «вперёд», а время в другой галактике — «назад».
(с) Мартин Гарднер в Scientific American
Лайза Мюллер. Палиндром
Сейчас она снимает платье, то самое, которое
я надеваю. В антимире, где она живёт,
завечерело. Она в сорока пяти годах
от смерти, от дыры, что бросила её в пучину боли,
сперва невыносимой, затем слабеющей, истаявшей,
ушедшей. Она уже изрядно разучилась.
Становится упругой кожа, память обостряется,
и волосы блестят. Она нормально видит без очков,
легко влюбляется. Муж безуспешно пробует
её надуть, смеются вместе. У них всё меньше денег,
всё больше страсти. Скоро её второй ребёнок
омолодится так, что сможет сам пробиться в
утробу превратиться в обезьянку в лягушку в
головастика в пригоршню клеток в островок
небытия. Она набрасывает список:
Что мне понадобится в прошлом
шампунь
помада
транзисторный приёмник
Сержант Пеппер
крем от прыщей
ежедневник на пять лет с замком
Ей лишь бы слушать про подростковую любовь и детскую
свободу. Ей почитать бы «Преступление и наказание»
да покататься на американских горках так,
чтоб не тошнило. Всё думаю, какой же она станет
в пятнадцать лет: неловкой, чересчур серьёзной. В зеркале
я вижу, как она в тетрадке пишет левой, а правой
открывает банку. Сейчас-то наши жизни должны были
уж точно пересечься. Когда-то где-то мы наверняка
друг друга проскочили, как встречные составы,
смотрели обе не туда.
2024 (перевод)
Послесловие:
Lisel Mueller. Palindrome
There is less difficulty — indeed, no logical difficulty at all — in imagining two portions of the universe, say two galaxies, in which time goes one way in one galaxy and the opposite way in the other. . . . Intelligent beings in each galaxy would regard their own time as “forward” and time in the other galaxy as “backward.”
—Martin Gardner, in Scientific American
Somewhere now she takes off the dress I am
putting on. It is evening in the antiworld
where she lives. She is forty-five years away
from her death, the hole which spit her out
into pain, impossible at first, later easing,
going, gone. She has unlearned much by now.
Her skin is firming, her memory sharpens,
her hair has grown glossy. She sees without glasses,
she falls in love easily. Her husband has lost his
shuffle, they laugh together. Their money shrinks,
but their ardor increases. Soon her second child
will be young enough to fight its way into her
body and change its life to monkey to frog to
tadpole to cluster of cells to tiny island to
nothing. She is making a list:
Things I will need in the past
lipstick
shampoo
transistor radio
Sergeant Pepper
acne cream
five-year diary with a lock
She is eager, having heard about adolescent love
and the freedom of children. She wants to read
Crime and Punishment and ride on a roller coaster
without getting sick. I think of her as she will
be at fifteen, awkward, too serious. In the
mirror I see she uses her left hand to write,
her other to open a jar. By now our lives should
have crossed. Somewhere sometime we must have
passed one another like going and coming trains,
with both of us looking the other way.
