поспешил за ним.
Мы столпились вокруг забытого толи угощения, толи взятки, хотя, впрочем, какая разница и мы тогда вряд ли думали об этом. Кто=то подходил и просто нюхал колбасу или пытался через бумажную упаковку уловить запах чая. Затем всё же художник тонкими кружочками стал нарезать колбасу, а Ривка Штейн взялась заваривать драгоценный чай. Сдача успешно состоялась. Значит ещё будем жить!
=Господи, какие запахи!
=Вот и сделай фокус, чтобы колбаса не заканчивалась, =грустно пошутил художник.
=А что, просто, =грубо пошутил фокусник, =Янушу не дадим. Больше достанется. Нечего предателю.
=Я не предатель! =взвился пианист.
=Так ты же выкрест, =не унимался Якоб. = И что, помогло? Думал, тебя это избавит, а у нас участь одна, хоть буддизм прими, а евреем для них останешься. И дорога тебе одна. А так не с ними и не с нами. Так, между. Никто. От своей данности не сбежишь.
=От себя не сбежишь, =грустно заметила Голда.
=А сама с этим немцем кокетничаешь, =поддел пианист.
=Я просто с ним иногда разговариваю. Мы из одного города. К тому же он австриец, а не немец. Но ведь наверно остались и хорошие немцы.
=Немцы? =Абрам убеждённо произнёс, = все в ответе. Что же эти «хорошие» за Гитлером пошли? То=то. Даже коммунисты бывшие переметнулись. Нет хороших, пока их не побьют. Нет.
=Да тише ты, =Испуганно воскликнула Ривка.
=А кто донесёт? =Абрам повернулся к пианисту.
=Я не предатель! Да, надеялся так спастись. Надеялся. Ведь когда=то так и случалось.
=А теперь, не когда=то. Если бы ещё искренне верил, а так…
Мне пришлось прервать их перепалку. =Всё, хватит. Теперь у нас одна судьба. И сделать хорошо то, что должны. Чтобы продержаться и возможно выжить. Это единственный способ борьбы. А для этого нам нужно быть вместе, а всё остальное за стенами гетто.
А ха этими стенами была жизнь. Была тоже смерть и ужас войны. Но время летит стремительно, даже когда твой небольшой мир очерчен стенами старого форта. Приехали и уехали снимавшие этот показной Рай узников. Массовку как могли отмыли и временно приодели. Даже на футбольный матч двух лагерных команд нас повели. Впрочем, это был глоточек воздуха, где промелькнуло забытое чувство прошлого. И хотя «праздник» закончился, мою группу и ещё ряд подобных оставили для развлечения лагерного персонала. Остальные стали незаметно исчезать. Пропаганду о гуманизме Рейха снимать более не планировали. Однажды забрали нашу любимицу, нашу певицу Голду. Венцель, как тень бродил среди нас, но ни с кем более не обмолвился и словом. Однажды я услышал его разговор с гауптштурмфюрером. Тот в раздражении направился прямо к ефрейтору и швырнул ему в лицо какие=то бумаги.
=Что это? =зашипел он. Хватит забрасывать меня этим дерьмом. Ты что, хочешь суд чести, мальчишка? Как ты можешь проявлять симпатию к этой еврейке?! Совсем забыл о своём долге? На фронт захотел? Я помог тебе отправив её в Аушвиц. Ты должен быть благодарен мне, что вовремя спас твою честь. А певичка, так у вас ещё одна есть.
Через день Венцеля нашли повешенным. Дело замяли и на его месте появился другой, пожилой унтер. А Венцель? Не знаю. Возможно, совесть или страх, а может быть всё же…Но думать об этом во всеобщем хаосе надвигающихся событий просто не было возможным. Время неумолимо. И вот уже совсем, казалось, недалёко стали слышны раскаты приближающегося фронта. Поползли слухи о скорой эвакуации гетто по лагерям. Пришло понимание, что в любое время и нас погрузят в отходящие составы или просто уничтожат, как ненужный балласт. Ещё раньше наш художник Абрам случайно возле кухонной мойки в столовой нашёл старый люк ведущий в канализационный туннель под фортом. Наши ночи в столовой не прошли даром. Но бежать было некуда и об этом люке на время забыли. Уже большинство узников вывезли. Скоро и наш черёд. В блок уже не водили и когда были уже совсем рядом артиллерийские выстрелы я собрал свою группу и обратился к ним. =Друзья, времени уже нет. Абрам нашёл люк в канализацию. Нужно уходить иначе шанса больше не будет.
=Мы там все погибнем, озираясь прошептал фокусник Якоб. А оставшись…
=Оставшись, наверняка, =твёрдо заявил Абрам. А если не суждено выжить, но пусть под землёй, но свободными.
=Нет, =пианист Януш обхватил голову руками, =я никуда не пойду. У меня уже нет сил. Пережду. Может о нас забудут.
= Не надейся. Я слышал, что гетто ликвидируют. Фронт уже совсем рядом.
=Где слышал? =тревожно спросила одна из танцовщиц.
=Охранники говорили. Приказ уже пришёл, а это значит только одно…
=Это значит, =добавил я, что выход только один. Берите что можете и идём за Абрамом. Другого шанса может не быть.
=Я остаюсь. Я не могу, =у пианиста нервно подрагивали руки. =Не могу.
У входа в помещение послышались голоса.
=Абрам, быстрее!
Мы бросились в сторону кухни, где рядом со сливом находился спасительный ржавый люк. С трудом отодвинув его поспешили в бездну.
А в это время в помещение ворвалась группа солдат в сопровождении нашего унтера.
=Где артисты! =заорал он на прижавшегося к пианино Януша.
Так их всех уже увели в блок. А я тут…тут…нечаянно заснул. Я вообще не с ними, я выкрест …Не с ними.
=Не с ними, так не с ними. Вытащив пистолет, унтер в упор выстрелил в пианиста. Быстро пробежав по помещению, солдаты выбежали наружу. А пианист=ни свой, ни чужой, но не предатель. Так пусть спасшиеся в тот вечер помнят и о нём.
Не стану описывать что чувствовал каждый из нас. Это невозможно, да и со временем это уже не будет той правдой, которая казалась неоспоримой тогда. Через пару дней мы рискнули покинуть наше убежище. Со страхом выбрались наружу. В форте немцев уже не было. Лишь разрозненные группы узников и советские солдаты встретились нам на разворошенных улочках Терезиенштадта.
Мы были свободны. Вернувшись ы Вену, я не застал никого из немногих родственников и бывших друзей. В моей бывшей квартире жили другие люди. Я покинул свой город, чтобы больше не возвращаться в него никогда. Добравшись в Италию и общей неразберихи на железной дороге и массе подобных мне беженцев, нашёл людей «Лжойнта», переправляющих таких, как я в Палестину. В Европе оставаться мне было не под силу. Европа осталась в том времени, которое уже не возвратить. Слишком свежи были раны. Слишком устала душа. Я заглянул в Ад. Пусть только заглянул, раз вырвался из него на свет. И не важно по какому из кругов тебе пришлось пройти. Ад есть Ад. И не всегда от каждого зависит сможет ли он пройти свой жуткий лабиринт, оставаясь человеком. Хотя, и от каждого тоже. Вскоре на корабле с нелегалами, такими же беженцами, как я, старый грузовой корабль отплыл к берегам новой жизни. Но британский военный корабль перехватив наше судно, высадил всех на Кипре. Опять лагерь. Опять колючая проволока. Но уже всё =таки не нацистский. А с образованием возрождённого государства всех нас перевезли туда, где верю, что со временем смогу притупив боль воспоминаний начать новую жизнь, в которой ничего подобного уже никогда не случится. Хотя, у человечества очень короткая память.
Мы с Ярославом сидели молча, поглощённые историей, с которой соприкоснулись. Высоко уже стояло солнце, лёгкие облака проплывали по небесной глазури и не хотелось верить, что не так если задуматься давно, тут, совсем рядом от нас находился один из входов в Ад. В Ад, созданный человеком. И так явственно ощущалось, что там, за спиной, у старой, заброшенной железнодорожной ветки стоят люди. Все те, что прошли через этот небольшой полустанок. Словно предстали перед взором их испуганные лица перед отправкой в небытие. Звук паровоза и…пустота. Только брошенные чемоданы, баулы и детские игрушки тех, кога нет и уже никогда не будет. Только чуткое воображение не позволяет им исчезнуть, уйти в прошлое, раствориться в этой пасторали. Они незримо здесь. Они вечное напоминание совестливым и вечный укор тем, для кого войны и уничтожение себе подобных не высший грех, а идеология преступных душ. Они тоже заглянут рано или позже в Ад, но выбраться из него у них шанса нет.
Из 90 тысяч узников в этом гетто выжило 17247.
Ариэль. 2023 год.
