Что оставалось Владимиру Игоревичу? Одно: незамедлительно устранить оплошность.
Обуянный раздражением, что случалось с ним не редко (нет же, не из-за обретенного выговора и не из—за необходимости вновь идти в магазин, а по тому, что вечно в телеящике по любому поводу брешут), на половине новостного выпуска выключил телевизор. Даже плюнул бы, но не приучен к бескультурности.
Хозяин ушел. Большой продовольственный магазин, принадлежащий известной в Екатеринбурге торговой сети, всего-то наискосок, а потому через четверть часа уже был дома. Наряду со злополучным перцем, остановившись у киоска «Роспечать», окинув взглядом витрину, купил свежие номера «Известий» и «Криминального обозрения».
Эти издания им издавна любимы, главным образом, по причине того, что, по его мнению, редки, до чертиков надоевшие, славословия.
Владимир Игоревич не склонен к самообольщению, понимает, что нынешние «Известия» совсем не те, что прежде; посмирнее, пожалуй, выглядят, редко отваживаются выступить по адресу чиновника-коррупционера; выходить с беспощадными разоблачениями во власти стало куда опаснее, чем во времена перестройки. Но другие, трубящие о грандиозных успехах, намного трусливее.
Владимир Игоревич поражается нынешней метаморфозе. Он не в силах понять одного: откуда взялась столь чудовищная в печати трусость, если уже в течение десятилетий нет цензуры, а в Конституции продекларирована свобода печати, то есть, полный плюрализм мнений? Увы! Откуда знать российскому пенсионеру, что есть средства помощнее цензуры, намного беспощаднее и циничнее. Например? Давление — экономическое и административное. Тут, братцы мои, много и долго не повоюешь; власть мигом любого издателя скрутит в бараний рог.
А «Криминальное обозрение»? Чем эта региональная газета подкупает Владимира Игоревича? Как-то увидел в киоске новинку. Взял в руки шестнадцатистраничное издание, внешне, не броское, более, чем скромное на вид. Будто бы, как явствует из подзаголовка, независимая и правовая. И что с того? На слова, в чем не раз убедился пенсионер, играют нынче ловчее, чем на гуслях.
Он сразу и не ответит. Скорее, почувствовал что-то душевно близкое, чем разумом осознал. Купил первый номер, проштудировал, как говорится, от корки до корки, скептически отнесся к бумаге низкого качества да и сама печать не ахти, но, полагая, что встречают по одёжке, а провожают все-таки по уму, смирился.
Не мог не смириться, не закрыть глаза на эти минусы. Его удивили газетные материалы, удивили смелостью и откровенностью.
Владимир Игоревич, даже по прошествии лет, помнит, к примеру, очерк, сопровождаемый фотографией молодого человека в прокурорской форме, с открытым взглядом и приятным русским лицом. Прочитал и удивился.
Удивился не тому, что провинциальный прокурор смело и необычайно настойчиво защищает права и законные интересы простых людей; в конце концов, это его прямая обязанность, к тому же, особый статус: он облечен властью и защищен, казалось бы, законом.
Удивился больше тому, как в нынешних общественно-политических условиях, всеобщей трусости журналистов, боящихся и рта раскрыть против всевластия оголтелого чиновничества, смело газета заняла сторону гонимого прокурора, по адресу которого публично власть заявила: нам такой прокурор не нужен. Вердикт убийственный. Сожрали бы человека, но пришли на помощь общественное мнение и газета с ее главным редактором. Результат: несмотря на суровость вердикта местной камарильи, Москва переназначила прокурора на второй пятилетний срок.
Обычный пенсионер понял главное: смелостью и отвагой города берут, а благодаря шкурной трусости их благополучно сдают.
Вот так Владимир Игоревич пристрастился к чтению газеты «Криминальное обозрение», покупает, бывает, чтобы не прозевать очередной номер, приходится караулить или просить киоскершу оставить ему под прилавком.
Подобных Мартьянову читателей могло быть гораздо больше, а в условиях неудовлетворенного спроса, если правильно трактовать законы рыночных отношений, редакция, купаясь в доходах, должна бы процветать. Ничуть! Почему? Потому что в России всё происходит как-то не по-людски, можно сказать, шиворот на выворот, то есть, при надобности в дело вступает пресловутый «человеческий фактор», действующий по обычаю, а именно: закон, что дышло; кто и куда повернет, туда и выйдет.
Вот и ретивые люди, пользуясь преимуществами «телефонного права», против которого так яростно боролись еще пять-семь лет назад, поворачивают; вот и выходит именно там, где надобно.
Однажды Владимир Игоревич завел-таки разговор с киоскершей «Роспечати». Спросил:
— Почему так мало поступает газет? Не с ночи же занимать очередь?
Женщина пожала плечами.
— Не знаю.
— А сколько вы заказываете?
— Раз в пять больше. Присылают какой-то мизер. Газета моментально расходится. Наверное, проблемы в редакции.
— Звонил в редакцию «Криминальное обозрение». Там сказали, что полностью выполняют заявленный распространителями тираж. Более того, утверждают, что заказ снижают, заявляя, что газета не пользуется спросом. Как же так, а? Не пользуется спросом то, что мгновенно исчезает с прилавка?
— Странно, — сказала киоскерша и пожала плечами.
— Может, вам просто-напросто не выгодно?
— Я бы не сказала.
— И я так не думаю. Перед вами лежит стопа бывшей партийной газеты, и номер её обходится покупателю в один рубль, а «Криминальное обозрение» того же объема продаете за три рубля. И вопрос: какое издание выгоднее продавать?
— Ответ на поверхности.
К какому же выводу пришел тогда Владимир Игоревич: кто-то саботирует издание независимой правовой газеты. Причина? Из-за зубастости. Региональное управление «Роспечати», являющееся монополистом, выполняющее требование региональной власти, просто-напросто тихо душит. И, несомненно, задушит, ибо ведется неравный бой, тайная война, в которой изначально одна из сторон, по определению, ущербна: журналисты — на виду и ведут бой открыто, а против них действует незримый противник, тот, кто наделен могущественным и потому чрезвычайно эффективным «телефонным правом».
Не знал и не мог знать Владимир Игоревич, что газета сталкивается с гнусностями на каждом шагу.
Как-то раз в редакции увидели, выражаясь языком уголовного права, обличающую улику. В одном документе, представленном всё тем же монополистом, то есть «Роспечатью», значилось, что низовое подразделение крупного горняцкого города на предстоящий месяц не заказало ни одного экземпляра; в другом же документе значилось, что, спустя месяц, тем же подразделением представлен акт на списание, якобы, четырнадцати экземпляров нереализованной газеты. Как это возможно?
Редакция вышла на связь. И задала должностному лицу первый вопрос:
— Почему не берете на реализацию?
— Газета не пользуется спросом.
Следует второй вопрос:
— Откуда известно, если не заказываете ни одного экземпляра?
— Я знаю… Я считаю, что эта газета нашему городу не нужна.
Затем прозвучал третий вопрос:
— Итак, вы не заказывали ни одного экземпляра и не намерены впредь заказывать, не так ли?
— Да!
Был и четвертый вопрос:
— Похвальное признание. В таком случае, заключительный вопрос: как так получилось, что газет на реализации не было, но в акте списания фигурирует четырнадцать экземпляров? Откуда они взялись?
Зазвучали частые гудки. Связь была прервана. На повторный вызов та сторона не ответила.
Мошенничество? Несомненное. Но (по размеру нанесенного материального ущерба) мелкое. Зато систематическое. Последнее надо еще доказать. Чтобы собрать необходимые доказательства, надо добиться возбуждения уголовного дела и в рамках следствия добыть факты неоднократного подобного мошенничества. А власти это зачем? У власти иные цели.
ОПАСНОСТЬ ПРИШЛА ОТТУДА, ОТКУДА ЕЁ ВОВСЕ И НЕ ЖДАЛИ
После плотного и вкусного обеда глава семейства, пребывая в отличном настроении, устроился в глубоком кресле, водрузил на нос очки (с некоторых пор стал замечать, что зрение начало шалить, как любят выражаться врачи, по причине происходящих возрастных изменений) приступил к тщательному штудированию купленных газет.
Хозяйка, прекрасно зная, что в этот час за этим занятием хозяину лучше не мешать, осталась на кухне, где быстро заработала спицами. Кружевное вязание, переданное еще бабушкой, — её давнее хобби. Работает и прислушивается. Из гостиной слышится мужнее бурчание:
— Хм… М-да…. Верно… Но частично… Хе-хе! Страшно всю-то правду-матку резать, а?.. Боязно, да, получить оплеуху или подзатыльник?.. Вот… Снова… Кончайте темнить… Пишите, как есть, без намеков… Успехи? Где и в чем? Растет благосостояние населения?.. У пенсионеров, которым пенсии индексируют на четыре процента, а фактическая инфляция все десять. Пишут: за чертой бедности двадцать миллионов… Не надо пудрить мозги. Пишите прямо: нищих (тех самых, которые за той самой чертой) в России двадцать миллионов — будет куда точнее… Ну-ну… Не договариваешь, уважаемый эксперт… Скажи-ка на милость: положим, двадцать миллионов нищих, а сколько еще надо прибавить миллионов не нищих, но бедных?..
Хозяйка слушает и всё понимает, поэтому непроизвольно покачиванием головы выражает согласие. Муж-то её — экономически крепко подкован и ему запудрить мозги не так-то легко, как большинству россиян. Грамотно оппонирует, умно, логично. Иногда берется за письмо, убористо долго пишет и отправляет свое резюме (по оставшейся привычке с советской поры) по той или иной статье в редакцию «Известий». Не публикуют и не отвечают . А он? Всё понимает и не ждет. Не время нынче, как считают знаменитые политологи, для дискуссий. Что остается? Бурчать себе под нос, таким образом, выпуская пар.
Прошло часа два. В гостиной — тихо. Хозяйка знает: муж теперь штудирует по-прежнему заинтересованно другую газету. Не оппонирует по двум причинам, и они ей прекрасно известны. Во-первых, хозяин солидарен с принципами издания, а они таковы: если о чем-то писать, то писать только голую правду. Во-вторых, он в этом случае плохой оппонент, потому что не столь силен в правоведении, чтобы вступать в спор с юридически подкованными журналистами, полагая, что щеголять своим дилетантством не совсем ему с руки.
Затренькал стационарный телефон. Хозяйка слышит, однако — ни с места. Не считает нужным. Некому ей звонить. Одна была закадычная подружка, с которой могла поболтать вволю, а и она ушла в мир иной. Наверное, ошиблись номером, что часто случается, или рекламщики повадились настырно предлагать всякую ерунду.
Аппарат не умолкает. Хозяйка слышит голос мужа.
— Анют, сними трубку.
Отложив сторону вязание, выходит в прихожую.
— Слушаю… А! Это ты, сынок… Что случилось?.. Однако звонишь… Вот как?! Светлана… И что?.. Вот как… Поняла: в парке Маяковского открытие летнего сезона… И ты?... Согласился?.. Может, заскочите на пару минут
